Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
— Мне нельзя в тюрьму, — неожиданно для самого себя проговорил Тимофей. — У меня дома ребенок беременный. А на тесчима надежда слабая.
Беременным ребенком Редькины между собой звали Верунчика. Можно только гадать, как это шутливое прозвище да еще вместе с непонятным словом «тесчим» сорвалось у Тимофея с языка.
— Ваш муж бредит? — спросила рыжая у Маринки без малейшего намека на улыбку.
— Нет-нет, — залопотала Маринка, — нашей дочке восемнадцать, она действительно ждет ребенка, она замужем, а тесчим — это мой отчим, второй муж моей матери, Тимофей ему…
Она потерянно замолчала, вдруг догадавшись, что все эти подробности ФСБ абсолютно ни к чему.
— Ну вот что, отчим беременный, — заговорила наконец чекистка. (Они оба так и звали ее про себя чекисткой — «корочки» видели, а имя вылетело из памяти напрочь.) — Дело ваше мы пока ни в милицию, ни в прокуратуру передавать не будем. Этот протокол сохранится только у нас. Распишитесь вот здесь.
Тимофей расписался, не читая, под совершенно несерьезным протоколом в ее дурацком блокноте с картинками. Это был абсурд, полнейший абсурд!
— Но и вы, гражданин и гражданочка, будете молчать, — продолжала чекистка. — Если хоть кто-то, кроме вас двоих, узнает о том, что здесь произошло, вся Федеральная служба безопасности не даст и тысячи рублей за ваши жизни. Понятно?
— Понятно, — еле слышно просипел Тимофей.
— Вот мои телефоны. При любых осложнениях звонить только мне и срочно. Звонить обязательно, кто бы ни начал интересоваться этим делом: официальные организации или частные лица. И еще желательно как можно скорее выучить номера наизусть и эту бумажку уничтожить. Не для меня, подчеркиваю, для вас желательно. Теперь вы свободны. Но мы вас можем вызвать в любой момент. Все. Счастливо отдохнуть.
От такого неожиданного финала Тимофей вдруг набрался наглости и спросил:
— А вы их ловили, что ли, тех мужиков в «Форде»?
— А вам это надо? — спросила чекистка, даже не обернувшись. Спросила спокойно, негрубо, как-то, что ли, сочувственно. Тимофей даже не обиделся, он только враз понял: ему это не надо.
Последнюю часть пути супруги Редькины проехали благополучно: гаишников не встретили и в дерево не впечатались, а с верхнего багажника ронять было больше нечего. И снова они молчали: почему-то совсем не хотелось обсуждать случившееся. Только выучили телефоны и имя полковника — Иванова Татьяна Вячеславовна — и проверили друг друга, а бумажку сожгли в пепельнице. Тимофей отлично вел машину, совсем он не был пьяным от очень умеренной дозы хорошего коньяка. Зато на даче, как приехали, напился почти сразу. Маринка даже не ругалась. Сама она напиваться не любила и не умела, но в этот раз тяпнула тоже прилично. А еще, на нервной почве, должно быть, съела немереное количество яблок.
Глава двадцать первая
В газетах поднялась невероятная шумиха по поводу убийства видного бизнесмена, президента трастовой компании «Экодром», кандидата в депутаты Государственной Думы Тихона Скобякова. Но ни одно издание не упоминало самого главного титула Тихона Петровича — вор в законе. Большая часть журналистов ничего не знала об этом, а той меньшей части, которая могла знать, очевидно, объяснили, о чем нужно писать.
Единственный журналист, который знал и хотел предать гласности правду о Шайтане, был скромно, без особых почестей похоронен. О его убийстве тоже писали в газетах, но только заодно с громким убийством Скобякова. Наиболее распространенная версия на период следствия, а оно, по уже сложившейся традиции, обещало затянуться на годы, звучала так: Олег Зарайский убит случайно или как нежелательный свидетель при покушении на Скобякова. В сущности, это почти соответствовало действительности. Если, конечно, не считать, что люди редко оказываются случайно за двести километров от дома в незнакомой деревне на чужой машине. Однако официально, по заданию редакции Зарайский не занимался сбором материалов о деятельности Скобякова. Зацепившись за это, ГУВД и прокуратура, мягко говоря, не слишком старательно выдвигали иные версии. Родственники — жена и мать — также не настаивали на подробном разбирательстве: им хватило бандитских звонков на квартиру еще при жизни Олега. Ну а Белку, конечно, вызвали на Петровку, но говорил с ней все тот же майор Кондратьев. Встретил как старую знакомую. Ни на чем не ловил, ничем не угрожал, всему сразу поверил.
«Грубо, — подумала Белка, — очень грубо. Вот теперь уже и слепому видно, что он из ГБ».
«Панасоник» Зарайского вместе с бандитским микромагнитофоном Белка обернула газетой и засунула в свои старые зимние сапоги на антресолях. В сапоги принято напихивать газету, чтобы форму не теряли, и Белка очень гордилась своей придумкой, во всяком случае, для первого поверхностного обыска спрятано было неплохо.
Но обыска не случилось вообще. И вот, придя с Петровки в четверг, то есть прошло уже пять дней с того страшного убийства, она наконец осмелилась достать с антресолей «вешдоки» и послушать то, ради чего, по сути, и погиб Олег. Раньше она бы не поверила, что можно так долго давить в себе естественное женское любопытство, но теперь Белка знала, что такое настоящий страх. Если ее схватят и будут пытать там, они быстро узнают, слушала она в действительности пленку или нет. И если не слушала, у нее еще будет шанс остаться живой. Конечно, скорее всего она переоценивает содержание кассет, но это лучше, чем недооценивать.
Накануне на похороны Зарайского собрались почти те же люди, что и в августе, когда провожали в последний путь Миху. Народу побольше было: журналистов человек двадцать, родственников десятка полтора, а друзья все те же. Одна тусовка. Додик Саидзе подошел к Белке и сказал:
— Двух месяцев не прошло.
И больше — ни слова. А что еще говорить? Им всем было страшно. Люди не привыкли верить в такие совпадения, и в скорбном молчании друзей-фантастов ощущалось предчувствие беды. Только двое знали наверняка, что это не совпадение: она и Майкл.
На поминках Майкл вдруг вспомнил, что лет семь назад, на самом раннем этапе дикого капитализма в России, когда и его кооператив не обошла стороной мода на издательскую деятельность, ребята планировали выпустить книжку фантастических повестей Зарайского, да вот не сложилось что-то. Может быть, теперь… И Майкл чуть не прослезился, завершая свой тост.
Белка никогда не видела его таким. Она даже не сразу поняла, в чем дело. Вербицкий был пьян. Он подошел к ней, уже прощаясь, и спросил:
— Ты хоть знаешь, что Скобяков — это Шайтан?
— Нет, но я догадывалась.
— Догадывалась! — передразнил Майкл. — Я говорил сегодня с Патлатым. Он очень недоволен случившимся. Шайтана убрали свои — это известно. Но расследование почти официально ведет госбезопасность. Патлатый почему-то считает, что, если бы не Зарайский, все обошлось бы без гэбистов. Я думаю, он не прав, но все равно: Зарайского в это дело втравила ты. И Патлатый больше не хочет тебе помогать. Он боится прессы. Собственно, он и меня просил не говорить больше ни слова, но мне казалось, я должен предупредить тебя агур… аргур… аргументирование.
— Майкл, — предложила Белка, — может, пойдем ко мне, здесь пятнадцать минут ходу. А Вике я позвоню.
— Да брось ты, ща возьму тачку и через полчаса дома. Все нормально, Ольга, все путем…
А Белка как чувствовала что-то. Утром она позвонила Вике, жене Майкла. Тот уже был в больнице. Вечером возле самого подъезда его поджидали трое. Били недолго, но грамотно. Ничего не забрали и даже жидовской мордой не обозвали. В общем, все понятно: не суйся, Майкл, не в свое дело. Были это дружки Патлатого или его враги, какая теперь разница? Для Майкла. А Белка-то как раз решила не отступать и во всем разобраться.
Убивают Олега, избивают Вербицкого, сам Патлатый напуган, а с нее как с гуся вода, даже Петровка верит, что она не была во Льгове. Значит, прикрывают ее чекисты-невидимки. Чего же тогда бояться? Надо действовать, надо использовать все, что есть в ее распоряжении, тогда наконец бойцы невидимого фронта выйдут на авансцену и вступят с ней в диалог.
Рюшик был в саду. Отец на работе, мама отправилась по магазинам — это на добрых два часа. Белка достала диктофоны, аккуратно, словно неразорвавшиеся гранаты, положила на стол и включила. Обе пленки, все четыре записи она прослушала дважды. Поняла, конечно, не все, но главное было несомненно: информации на кассетах хватит еще на десяток таких же страшных разборок. И больше всего, как это ни странно, напугало ее убийство Малахова. А впрочем, чего ж туг странного? Все остальные участники «мероприятия» были не ей чета: бандиты, политики, воры в законе, даже Олег — «журналист-уголовник», как шутили друзья, погиб, что называется, при исполнении. А вот тракторист Малахов… Тут, как говорит Майкл, просто попадалово. И тракторист был ей ближе всех, ведь у нее-то — тоже попадалово.
![Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)